Warning: strpos() expects parameter 1 to be string, array given in /home/kkk3812568/astafiev.kkkm.ru/docs/wp-includes/compat.php on line 412

Warning: strpos() expects parameter 1 to be string, array given in /home/kkk3812568/astafiev.kkkm.ru/docs/wp-includes/compat.php on line 412

Warning: strpos() expects parameter 1 to be string, array given in /home/kkk3812568/astafiev.kkkm.ru/docs/wp-includes/compat.php on line 412

Warning: strpos() expects parameter 1 to be string, array given in /home/kkk3812568/astafiev.kkkm.ru/docs/wp-includes/compat.php on line 412

Warning: strpos() expects parameter 1 to be string, array given in /home/kkk3812568/astafiev.kkkm.ru/docs/wp-includes/compat.php on line 412

Филиал КГАУК «Красноярский краевой краеведческий музей»

+7 (391) 234-74-00

Маня. Жена, мать


Когда мы вернулись в Станиславчик, в соседней части, на «сортировке» уже многих девушек, работавших на разборке почты, не оказалось, заменили их солдаты, комиссованные после госпиталей в нестроевую часть.

Однажды привёз мешки с письмами весёлый солдатик, однако на груди его хорошо смотрелась медаль «За отвагу» – очень редкая в ту пору награда – и орден «Красная Звезда»! Да ещё гвардейский значок с отбитой в нижнем углу эмалью. Боевой солдатик – сразу видно! Сказал: «Здорово ночевали! – рассмеялся широко, белозубо, веснушки по лицу разбежались. – Теперь я ваш покорный слуга, не в полном, конечно, смысле, просто буду увозить-привозить. А вы меня ждите… с нетерпеньем!» – весело пошутил, изобразил что-то наподобие «честь имею» – и удалился.


Мария Корякина-Астафьева. Знаки жизни. [1980-е – ноябрь 1993].

КККМ ОФ 12797. Л. 42



Я встретился с Марией Семёновной в нестроевой части после госпиталя на Украине. Тут у неё было ещё одно имя – Маша, которым нарекли её военные подруги. Время было бурное, только что окончилась война, все куда-то торопились, шли, ехали, влюблялись, женились, и мы в этой суматохе как-то незаметно «сошлись» и поехали жить на Урал.

Виктор Астафьев. Статья о М. С. Корякиной. Черновой экземпляр с авторской правкой. Красноярск, [1986 год]. КККМ ОФ 12655/16

Утром мы, как именинники, я, во всяком случае, как именинница, только очень смущённая, направились в ЗАГС – за прошлюбом – за свидетельством о браке. ЗАГС располагался в центре села в двухэтажном деревянном доме: внизу в нём располагалась столовая, на втором этаже одну половину занимала контора, именуемая ЗАГСом, а во второй половине действовала – поколачивала, покуривала – сапожная мастерская. Наши как раз направлялись в столовую, завидев нас, окружили: «Вы это куда?» Я чувствую, как краснею, однако отвечаю, даже не отвечаю, а киваю на сапожную мастерскую, зачем – кто бы мне тогда объяснил! А Витя уверенно указал на контору – ЗАГС. Мы поднимаемся по скрипучей деревянной лестнице наверх, все наши – за нами, мол, как свидетели. Заведующая ЗАГСом взмолилась, мол, пол проломите! Куда вас столько набралось?!

Нам довольно быстро выписали «прошлюб» – значит – свидетельство о браке, мы расписались в журнале, затем нам поставили отметки или выписки о регистрации брака, закрепили печатью – Вите сделали запись в красноармейской книжке, мне – в личном удостоверении: «Вступила в законный брак с Астафьевым Виктором Петровичем 26 октября 1945 года». Перед тем, как заполнить графу «Прозвище писля шлюбу» /фамилия после заключения брака/, я чуть помедлила, переждала мгновенное напряжение-ожидание: что скажет Витя, мой отныне муж. И он сказал: «У неё своя фамилия есть!» И тогда я подтвердила: «Да, есть. Я – Корякина Мария Семёновна».

Мария Корякина-Астафьева. Знаки жизни. [1980-е – ноябрь 1993]. ОФ 12797. Л 54, 55



Лишь спустя многие годы тётя Тася, уже старенькая, но всё такая же сноровистая в деле, говорунья, ласковая и хлебосольная, расскажет, как ревела тогда после нашего ухода, как женщины по палате успокаивали её: не дочь ведь, что не по горю плачут, а от горя…

– А я, – рассказывала тётя Тася, – от этого ещё сильнее ревела и всё объясняла им, что ты мне ещё дороже, чем дочь. Да к тому же ещё выросла в большой семье, в бедноте, мужа вот нашла кривенького, в приюте выросшего… Как и жить станут?


Рассказывать об этом тётя Тася будет подробно и весело. Достанет связочку моих к ней писем, военных ещё, припомнит, какое, когда получила; фотокарточки иной раз поперебирает и напоследок непременно скажет: не зря ревела.


– Вон уж сколько лет вы вместе! Так и живите! Судьба у тебя, Мария, сложилась хорошо. Всех тебе труднее, но и всех интереснее у тебя жизнь!


Мария Корякина-Астафьева. Знаки жизни. [1980-е – ноябрь 1993]. КККМ ОФ 12797. Л. 76


Приехали в Чусовой, вышли на перрон, затем на привокзальную площадь. На табличке же было написано и указано стрелкой: «Выход в город». Вот мы и вышли. Витя огляделся: по одну сторону вокзала-станции гора, на склоне которой дома то табунами, то поодиночке; по другую сторону станции сплошь железнодорожные пути – станция-то узловая, – а за путями река, но её почти не видно. Увидел в низеньком, приосевшем привокзальном скверике на невысоком постаменте тоже как бы приосевшую литую фигурку Ленина со снежным комом вместо шапки на голове и с вытянутой в сторону перрона рукой. Витя какое-то краткое время поводил головой, поприглядывался к фигурке вождя и громко, с весёлостью воскрикнул: «Здорово, товарищ Ленин! – единственная знакомая мне личность в этом городишке…»

Мария Корякина-Астафьева. Знаки жизни. [1980-е – ноябрь 1993]. КККМ ОФ 12797. Л. 92


Нашу послевоенную жизнь в малые строчки не уложишь – не пожелаю никому такой жизни. Думаю, что я со своей детдомовской бесшабашностью, психованной контуженной головой и подорванным здоровьем сломался бы, как сломалось в ту пору немало моих собратьев фронтовиков, если б не было рядом маленькой женщины, на плечо которой я как опёрся в те далёкие годы, да так до сих пор, сорок с лишним лет, и не отпускаюсь, хотя и хрустят порой кости от тяжести прожитых лет у моей незаменимой помощницы и спутницы, ох, какая это нелёгкая доля – быть женой современного писателя!


Виктор Астафьев. Статья о М. С. Корякиной. Черновой вариант с авторской правкой. КККМ ОФ 12655/16



Двадцать третьего марта перед обедом Калерия умерла… На двадцать седьмом году от роду, оставив тридцати восьмидневного сыночка… Мы тихо стояли у постели умирающей молодой женщины, и казалось, она даже слышала наш тихий плач – из-под сомкнутых век ещё выкатились несколько слёз… а сказать что-то или спросить, видимо, сил у неё на это уже не было…

Мария Корякина. Знаки жизни.
КККМ ОФ 12797. Л. 129, 130

Племянник Толя жил у нас, рос вместе с нашими детьми, не всегда вкусно ел, как и наши ребятишки, не всегда нарядно был одет, как и наши ребятишки. Рано вместе с дядей навострился рыбачить и полюбил реку и лес.

Мария Корякина-Астафьева. Знаки жизни. [1980-е – ноябрь 1993]. КККМ ОФ 12797. Л. 258

Муж мой продолжал работать на станции Чусовая дежурным по вокзалу, я по-прежнему – в местной промышленности. Начали постепенно и трудно налаживать свою жизнь. Мы уже купили Виктору Петровичу бостоновый тёмно-синий костюм на барахолке – в ту пору много чего продавалось, всякого разного трофейного имущества, особенно одежды и тканей, даже посуды. К первому мая – к дню рождения мужа я сшила себе платье из бордового шифона, который подарила мне тётя Тася. Повыше, на груди, вышила мелким крестиком две полоски и тем ещё больше украсила свой наряд. Витя привёз с родины сохранившуюся белую рубашку в зеленоватую полоску, мы пододелись, принарядились и сфотографировались – на память, уже не на документы, а именно на память! Фотография эта сохранилась уже как редкость, потому что в будущем-то появится много фотографий, а в ту пору это действительно было событием и памятью на всю жизнь. И ещё Витя мне сделал самолично подарок и преподнёс в канун своего дня рождения. Нарисовал цветными карандашами летящую птицу – чайку или лебедя – на фоне облаков. В верхнем углу написал 1-е мая 1946 год и под рисунком, наискосок зелёным карандашом, оттенив крупные довольно буквы жёлтым, как бы солнечным цветом, написал: «Машенька моя!» А на обороте чернилами фиолетовыми написал:

«Поздравляю тебя от души с самым жизнерадостным, с самым прекрасным из всех существующих праздников весны – 1-е мая!

Будь так же радостна и бодра, как этот чудесный день 1-е мая 1946 года, всю жизнь цвети, как май, и всю свою будущую жизнь будь так же молода, как май! Пусть все твои дни будут прекрасны и не омрачены тоской!

Целую! Виктор!»

Мария Корякина-Астафьева. Знаки жизни. [1980-е – ноябрь 1993]. КККМ ОФ 12797. Л. 132, 133

В декретный отпуск я вышла с опозданием, всё не выписывали больничный, всё как бы у них, в женской консультации, не совпадали сроки с моими…

Отгуляла я восемь дней. За это время самолично выстежила детское одеяло: ваты выписали в «швейнике», а сатину по три метра на карточку – выкупили в магазине. Маленько белого лоскута дали в цехе массового пошива… Одним словом я изготовилась к появлению первенца и одиннадцатого марта тысяча девятьсот сорок седьмого года благополучно разрешилась дочкой, названной по настоянию отца Лидочкой.


Мария Корякина-Астафьева. Знаки жизни. [1980-е – ноябрь 1993]. КККМ ОФ 12797. Л. 135, 136


Лидочка умерла уже ближе к ночи второго сентября тысяча девятьсот сорок седьмого года… Витя увидел, видно стоял перед окном палаты, как я уронила голову на постель и ещё чувствовала обнявшими руками слабенькое, остатнее её тепло… Сестра сходила за дежурным врачом, та приоткрыла уже завянувшие веки ребёнка, посмотрела на ноготки, быстро, прямо на глазах начавшие темнеть, ненадолго приложила к груди Лидочки вытащенную из кармана халата трубку-стетоскоп, послушала, выпрямилась, мгновение ещё посмотрела на мёртвую девочку и молвила: «Сочувствую… Через два часа можете брать домой… или переправим в морг…» – и ушла.

Когда Витя нёс уже неживую дочку по ночному городу, ещё чувствовал, говорит, тепло, устоявшееся под шейкой… А в избушке по радио, из привычной в те времена чёрной тарелки-репродуктора, доносилась какая-то печальная музыка…


Мария Корякина-Астафьева. Знаки жизни. [1980-е – ноябрь 1993]
КККМ ОФ 12797. Л. 138


Вася умер, когда не прошло ещё и двадцати дней после смерти нашей Лидочки – плохая, говорят, примета, да куда от неё денешься, разве возможно чего-то изменить…

Мария Корякина-Астафьева. Знаки жизни. [1980-е – ноябрь 1993]. КККМ ОФ 12797. Л. 147

Ну, будем считать, что это и есть жизнь, хотя бывала она и бедней да светлей, радостней, что ли – мы после войны так жадно, в радость жили, что вот живы остались, потом и дети пошли. Горя было и тогда хоть отбавляй, в один год четверых схоронили, устали хоронить, в том числе и дочку, перед которой пребываем все эти годы в большой родительской вине, но молоды были, да и «подпирали» друг дружку незаметно, естественно…

Мария Корякина-Астафьева – Надежде Игнатенко, адвокату, подруге. Красноярск, 9 марта 1989 года. КККМ ВФ 9959. Л. 17, 18

Вити не было дома полгода. Через полмесяца, может, чуть пораньше начали приходить письма из Красноярска, разные по настроению и содержанию. То писал, что скучает и постарается поскорее вернуться, как только уладит кой-какие дела. То с гневом, не выбирая выражений, писал, мол, давно надо было разойтись и не создавать видимость, что как мы жили – это тоже есть жизнь…

Мария Корякина-Астафьева. Знаки жизни. [1980-е – ноябрь 1993]. КККМ ОФ 12797. Л. 155

Витя по-прежнему писал и не редко, если говорить по правде, но письма те были и не письма вроде, а так: откроет дверь в избу: выпалит заряд, какой он, какая я, какие все корякинские, вспомнит, как устал тогда таскать на кладбище покойников… – впустит в избу холоду, да кабы в избу, – в душу! И «захлопнет дверь» – замолчит на время.


Мария Корякина-Астафьева. Знаки жизни. [1980-е – ноябрь 1993]
КККМ ОФ 12797. Л. 157


В другом письме Витя засушенный цветок-стародуб послал – где и сохранился? Я и поплакала над ним, и поразглядывала, и убрала на угловик.

Ребёночек в животе попинываться стал сильнее.

Мария Корякина-Астафьева. Знаки жизни. [1980-е – ноябрь 1993]
КККМ ОФ. 12797. Л. 159


Был 1948 год, тёплый майский вечер, девятнадцатое число, пятница. Мы идём домой. […]

Дома тихо, тепло, чисто. Полина разогрела самовар, стала накрывать на стол, даже бутылку кагора принесла с собой. Я тщательно вымыла руки и развернула малюсенькую девочку – два килограмма семьсот граммов! Она почувствовала свободу от туго спеленавших её пелёнок, стала смешно потягиваться, шараборить ручками, похожими на лапки, закхекала, потому что лежала на сырой пелёнке. Я приготовила всё сухое, осмотрела тельце – чистенькое, подопрелостей почти нет, слава богу. Дотронулась губами до её пушистеньких тёмных волосиков надо лбом… и расплакалась… Полина послушала, подождала, потом подошла к кровати и сказала:

– Марийка! А ты чего плачешь-то?! Смотри, какая у тебя лялька! Прелесть! Завёртывай её давай, пока она не замёрзла, покорми, и она уснёт, а мы с тобой «за жизнь» разговаривать станем, если хочешь, а лучше – попьём винца – за здоровье младенца, за твоё, ну и за моё… – хохотнула коротко, – чего бы ты без меня-то делала?!

Хорошо так мы с нею посидели – она всё знала-понимала. Попросила её купить пустышек, можно и на бутылочки – я покупала да куда-то так положила, что и вспомнить не могу. И ещё: чтоб дала Виктору телеграмму: родилась дочь, как назвать, на какую фамилию записать. Мария. Адрес на обороте.

Мария Корякина-Астафьева. Знаки жизни. [1980-е – ноябрь 1993]
КККМ ОФ 12797. Л. 171


Витя ответил быстро, тоже телеграммой. «Пусть будет Ирина Астафьева. Приеду, оформим как положено. Виктор».


С Витиной телеграммой мы с доченькой Иринушкой сходили в ЗАГС, зарегистрировали её.


Мария Корякина-Астафьева. Знаки жизни. [1980-е – ноябрь 1993]

КККМ ОФ 12797. Л. 173


Тринадцатого марта 1950 года у нас появился Андрюша – братик Иринкин. Я и рожала его в железнодорожной больнице. Домой нас привезли на лошади, хорошо так, все смотрят, улыбаются, но как только поравнялись с парадным подъездом Горсовета, возьми да и выпади из сетки банка с вареньем, крышка спала, а варенье так и сделало дорожку к казённому крыльцу, где опустевшая банка остановилась. Ну, посмеялись, махнули рукой и поехали домой.


Мария Корякина-Астафьева. Знаки жизни. [1980-е – ноябрь 1993]
КККМ ОФ 12797. Л. 206


Но потом было столько всего и всякого, когда не хватало моих сил и разума для сопротивления не брать греха на душу, не лишать жизни только что ещё зародившееся дитя, я шла на это, переживала унизительное кощунство над собой и освобождалась от дитя… А потом не знала, как живым детям глядеть в глаза – этим дала жизнь, а тому почему-то нет… И так бывало не раз и не два, и после, когда я – опустошённая душой и телом – возвращалась домой, занималась воспитанием детей, работала, делала дела по дому, только всегда страдала от душевной муки.


Мария Корякина-Астафьева. Знаки жизни. [1980-е – ноябрь 1993]
КККМ ОФ 12798. Л. 70, 71


Нынче в июне в Лысьву приезжал Андрей с Олей Хорошуновой. Сходили на кладбище до могилки Сергея Семёновича. Поклонились. Потом пешком пошли до Секлеты. Она уж знала, что Андрей приедет, всего наготовила – по-уральски, с размахом. Очень хорошо посидели, вспоминали былое – Чусовой полувековой давности, прожитые в нём года. Потом вечером все пошли погулять по Лысьве, благо стояла отличная погода. Дошли до дома, где на Цветочной жили ваши крёстные, сфотографировались. Побродили по набережной Травянского пруда. Андрей с Олей ночевали у нас. Утром на другой день вчетвером – Андрей, Оля, Надя и я – съездили в Чусовой, зашли на Партизанскую, 76. Андрей привёл нас к тому месту, где вы жили после Партизанской. Сходили и к Подъеловикам. Так ведь называется местечко под крутым обрывом на берегу Вильвы? С утра такой красивый вид на реку! Видно и Вильвенский мост, к которому вы с Виктором Петровичем, детьми и Секлетой, бывало, ходили рыбачить и просто отдохнуть.


Геннадий Вершинин, журналист – Марии Корякиной-Астафьевой. Лысьва, 15 августа 2008. КККМ ОФ 12834/4


Андрей Астафьев и Секлетинья Опарина. Фото Валерия Бодряшкина. Чусовой. Сентябрь 1997

Мероприятие памяти В. П. Астафьева. Ольга Хорошунова (вторая слева), Мария Корякина-Астафьева, Наталья Ермакова, врач и соседка Астафьевых. Красноярск, после 2001 г.

Виктор Астафьев в компании возле своего дома. Чусовой, ул. Партизанская. 1951–1955


Главным редактором книжного издательства в ту пору работал удивительный человек, Борис Никандрович Назаровский, имевший на Винном заводе на берегу реки Сылвы дачку, и Виктор Петрович попросил его подыскать и для нас избушку, хорошо бы в тихом, немноголюдном месте, но недалеко от воды. И Борис Никандрович в скором времени встретился с бывшим мельником, продававшим свой дом в деревушке Быковке. И они с Виктором Петровичем сходили, посмотрели: деревня небольшая, стоит на очень красивом месте, с парохода идти километра три, но внизу, за оградой течёт говорливая, прозрачная речка – харюзки водятся! В угоре клубника, дальше есть земляника, малина, и дорога на Винный, к Борису Никандровичу идёт сквозь сосновый бор, где по обочинам растёт черника и земляника, и расстояние тоже невелико до Винного – километра два.


Мария Корякина-Астафьева. Знаки жизни. [1980-е – ноябрь 1993]
КККМ ОФ 12798. Л. 1


Несмотря на то, что живя в Быковке, я тонула в Камском море и меня едва спасли, что там «нашёл» меня энцефалитный клещ, но, слава богу, живу. И по-прежнему, несмотря ни на что, считаю, что в Быковке прошли наши лучшие годы жизни, как много друзей приезжало к нам туда, какие интересные, часто весёлые, велись разговоры, какие мы тогда были молодые и иногда до отчаянности счастливо-весёлые…


Мария Корякина-Астафьева. Знаки жизни. [1980-е – ноябрь 1993]
КККМ ОФ 12798. Л. 3


Анатолий Тумбасов. Быковка. Холст, масло. Пермь. 1995

Для меня переезд в Вологду был уже даже наилучшим вариантом, коли переезд тот неизбежен. В доме у меня те же дела: машинка печатная, машинка швейная, машинка стиральная, та же кухня, те же дела, то же занятие рукописями, уборка дома, если выдастся – время для чтения, которое и здесь, в Перми, выдавалось нечасто и не лишка, зато уж на вес золота. […]

Пермь было жаль покидать – город музыкальный и театральный, и посещение концертов или спектаклей было всегда праздником, и это очень украшало или, лучше сказать, дополняло нашу радостями жизнь. Вологда – город старинный, красивый, какой-то полудеревенский – милый. Есть реки Вологда, Сухона, Тошня, Комела, да и, наконец, Кубенское озеро…


Мария Корякина-Астафьева. Знаки жизни. [1980-е – ноябрь 1993]
КККМ ОФ 12798. Л. 5


Конечно же, и без всяких раздумий, уезжай в Вологду. Даже если это будет не Вологда, а Маточкин Шар, всё равно уезжай, раз уж ты без него, паразита, не можешь. Да, так оно и бывает, что кого бог наградил талантом без меры, тому забыл вложить самую малость – сердце…


Вера Звездаева, редактор Смоленского книжного издательства, подруга – Марии Корякиной-Астафьевой. Смоленск, 22 января 1969
КККМ ОФ 12816/26


А ты, наверное, всё такой же художник? И левша? У меня жена левша. Почерк у тебя всё ещё прекрасный. А у меня не почерк, а сплошные каракули, которые разбирает только жена и печатает на машинке.


Виктор Астафьев – Михаилу Шломову, другу детства. 14 апреля 1979 года
Астафьев В. П. Нет мне ответа… Эпистолярный дневник 1952–2001. – Иркутск: Издатель Сапронов, 2009. С. 276


– Я бы перед Ольгой (женой) на коленях стоял, чтоб она перепечатала мои рукописи, хотя бы с черновика. Я столько трачу времени и сил, пока переписываю рукопись для машинистки, чтобы всё было разборчиво… А начну переписывать страницу начисто, и тут опять правка возникает, и получается…

– А ты, Вася, знаешь, нет, даже не представляешь: когда в Чусовом узнали, что я писатель – чуть не со всей улицы, может, откуда и дальше, шли ко мне с просьбами, чтоб я написал заявления разные, письма, жалобы, справки…

– Правда, что ли?

– Конечно. Маня не даст соврать. Но, я должен сказать, она всё это делать может куда лучше секретарш и даже многих начальников…


Мария Корякина-Астафьева. Знаки жизни. [1980-е – ноябрь 1993]
КККМ ОФ 12798. Л. 22


Как-то при нём вполушутку, вполусерьёз при ком-то сказала, что писатель в доме есть, да вот мужика нету… Обиделся Витя. Да и я никогда не забуду, как он, бедный, строил в Чусовом домик – жильё для семьи, когда ещё пьянчужкой проходившие нет-нет да и назовут его, потому что он: если дело ладится – поёт, а не ладится – матерится… Да и кто его в детдоме всему этому научил бы? Но ведь жизнь есть жизнь.

Однажды собралась на стену часы прибить, он увидел, спросил, чего делать собираюсь, и сказал, мол, чего, мужика-то в доме и правда нет? Есть, говорю. Тогда куда таращишься? Часы прибивать. Где стремянка? – принесла. Где гвоздь? – принесла. Где молоток? – принесла. Давай часы – дала. Вбил Витя гвоздь, повесил часы, слез со стремянки, сказал, что хорошо, прибил вот, – руки отряхнул и ушёл. А я – стремянку на место, молоток на место…


Мария Корякина-Астафьева. Знаки жизни. [1980-е – ноябрь 1993]
КККМ ОФ 12799. Л. 8, 9


У Виктора Петровича уже был опыт и не малый – выступать перед аудиторией, он всегда знал, чего от него ждут, предполагал вопросы, знал, что говорить.


В тот день он тоже знал, что будет говорить, только, думаю, об этом он знал лишь один и никто более, если понаслышке, то, может, кто и предполагал, но чтоб так…


Писательское отчётно-перевыборное собрание проходило, по-моему, в библиотеке им. Батюшкова. После доклада-отчёта, отчитывались литфонд и ревизионная комиссия, затем вручали новенькие писательские билеты тем, кто был принят в члены Союза писателей уже давненько, но билеты, красивые, аккуратные, привезли из Москвы недавно, и потому вручение их приурочили к собранию. Выдали такой билет и мне. Я получила, поблагодарила кивком головы и снова села на место. Виктор Петрович в президиуме. Как обычно, после перерыва были прения и сразу же выдвижение кандидатур в члены писательского бюро. Когда назвали фамилию Виктора Петровича, он поднял руку, прервал зачитывание списка кандидатур и сказал:


– Прошу меня отныне ни в какие списки не включать, в том числе и в состав бюро. Я днями уезжаю в Сибирь. Совсем. У меня всё. Извините. – Сел на место где сидел, но тут же встал, сошёл со сцены и покинул зал.


Мария Корякина-Астафьева. Знаки жизни. [1980-е – ноябрь 1993]
КККМ ОФ 12798. Л. 104


Переезд был странным. Виктор Петрович не говорил, мол, маленько там устроюсь, и тогда приедешь. Я не обещала, что непременно приеду или бы наотрез отказывалась. Одним словом, как батюшка Тургенев говаривал: «Пусть идёт как идёт».


Мария Корякина-Астафьева. Знаки жизни. [1980-е – ноябрь 1993]
ОФ 12798. Л. 106


– Витя! Я ехала сюда, к тебе, к мужу, и хотела бы знать, как ты к этому относишься? Я к тебе ехала, Витя! Ты писал и когда звонил, говорил, что ждёшь писем и меня… А сегодня?.. […]

– Я действительно ждал тебя, очень ждал… А радости встречи не вышло. Я тебя обидел, хотя и не хотел этого. Я не знал, как ты решишь – приедешь или нет – после того, как я на собрании тогда, в Вологде. Не знал и не знаю: только повидаться или останешься? Мне очень трудно! Тут друзей по выпивке много, скучать не давали, а вот… Я ведь даже работать ещё по-настоящему не принимался, так, пустяки какие-то делал, рукописи графоманские читал, а настроить на работу себя не мог, – Витя утёр выступившие слёзы, тронул меня за плечо, – прости, если можешь… Я пойду… мне надо побыть одному, подумать, а ты тут…

И только закрылась за ним дверь, я принялась за дело, за коробки – я на них делала «условные знаки», что где.


Мария Корякина-Астафьева. Знаки жизни. [1980-е – ноябрь 1993]
КККМ ОФ 12799. Л. 6


Я очень рада, что ты опять вместе с Витей, ведь и ему там, наверное, одиноко, да и нет тепла у домашнего очага без жены и такого друга, как ты.

Как тебе тамошние места, квартира, люди? Как Витя? Передай ему, что я очень его уважаю за то, что он сохранил семью, что вы оба вырастили таких хороших детей и, конечно, за его талант, которому не перестаю удивляться.


Валентина Уланова, фронтовая подруга – Марии Корякиной-Астафьевой. Ленинград, 2 октября 1980. КККМ ОФ 12817/4


Помни, ты жена и ты очень помогала в формировании таланта, пусть это тебя возвеличивает, будь гордой, такой, как я тебя видела и поняла. Машенька моя, нам, женщинам, часто бывает тяжко, надо всё вытерпеть, надо пережить, а я чувствую, что Витя просто мечется чего-то, ну, характер такой, наверное, нам ведь так уже немного осталось, как жаль, что мужики не знают наши души, думы, что часто незаслуженно, может быть, косвенно обижают.


Валентина Уланова, фронтовая подруга – Марии Корякиной-Астафьевой. Ленинград, [10 декабря 1980]. КККМ ОФ 12817/5


Виктор Астафьев сидит на косогоре. Красноярский край, п. Усть-Мана. 1982


Как-то, занимаясь разными кухонными делами, слышу по радио что-то такое пронзительно-близкое сердцу, такое душевное, вроде как прямо про меня!.. Присела, продолжаю слушать о том, как редко наши женщины слышат добрые слова: «…дорогая… родная… милая…». И защипало глаза, хотя мне-то иногда они перепадают, редко да метко. А мысли перебивают одна другую, тоскливо на сердце и удивительно… Передача закончилась. Диктор сообщает: «Главу из книги Валентина Распутина читал Яков Смоленский».


Мария Корякина – Валентину Распутину, писателю. Красноярск, 1 июля 1990. ВФ 9958/10. Л. 23



Мы долго, 24 года прожили на Урале, сначала в Чусовом, затем в Перми, а потом – на нейтральной полосе – в Вологде. Там нам жилось тоже благодатно, были добрые друзья, кроме того, близко и Москва, близко и Ленинград, и дети, и внуки на глазах были. Но… Настало время, когда ностальгия по родине, по Сибири так сильно о себе заявила, что Виктор Петрович засобирался уезжать, торопливо, без раздумий, без оглядки, как говорится. Переезд сюда был трудный, верней, сложный и очень, и причин тому было немало. Хотя я, вроде серьёзный человек и многое могла бы понять и принять, и не противиться этому переезду хотя бы потому, что мы на моей Родине прожили так много лет, что он был вправе сказать: «Теперь пора жить на моей родине».


Но мотивом, главным, было то, что В. П. утрачивает многое из «сибирского», даже говор забывает… Но когда он купил в деревне дом, а позже, во дворе построили и отдельную избушку – кабинет, и можно жить «среди народа», то мне думалось: скажи он, что едем в Сибирь на два-три месяца, на зиму (или на лето), я бы сходу собрала чемоданы, машинку, и мы бы двинули… Но понадобилось ломать всё: и «обстановку», и жизнь, всё это потребовало много сил, здоровья, времени, а живём-то мы всё равно в академгородке, в деревне бываем только летом, в другое время там нечего делать. И вообще (да это и естественно) В. П. не обрёл здесь того, к чему стремился – «И, однажды, вернувшись назад, никогда не вернёшься обратно…». А родня странная, и хотя, понимаю, – её, родню, тоже не выбирают, но оказалось (после переезда сюда) каждый второй – родственник! И неизвестно, почему он был беспризорником, рос в детдоме, и после войны никто даже не заикнулся, чтоб ехали сюда, мол, картошки есть, избу найдём…

Мария Корякина-Астафьева – Надежде Игнатенко, адвокату, подруге. Красноярск, [1986]. КККМ ВФ 9959. Л. 1


Из родственников у меня хорошие, то есть самые родственные отношения с двоюродной сестрой В. П., дочерью Кольчи-младшего (по «Последнему поклону». Сам он прошлой осенью умер) Галей.


Мария Корякина-Астафьева – Надежде Игнатенко, адвокату, подруге. Красноярск, [1986]. КККМ ВФ 9959. Л. 1


Трудно Вам сейчас, Мария Семёновна, но поверьте, всё наладится, надо только перетерпеть и «замыкание» Виктора Петровича, и «переоценку ценностей». Такая уж планида у русской бабы – всё перетерпеть. […]

Почти в тот же день, что мне передали Ваше письмо, Коновалова получила письмо от Виктора Петровича. Насколько можно из него понять (этот «каллиграфический» почерк каждый раз приводит нас в умиление), Виктор Петрович занят самосозерцанием и философским осмыслением жизни. Письмо невесёлое, и у меня сложилось впечатление, что игра в одиночество скоро потеряет для него интерес. Всё-таки этот пресловутый «опасный возраст» у мужиков чаще всего выражается в таких вот «взбрыкиваниях», которые кажутся им проявлением характера. Потом всё проходит, сколько уж таких семейных взрывов приходится наблюдать.

Зоя Яхонтова, подруга, зав. редакцией советской прозы издательства «Молодая гвардия» – Марии Корякиной-Астафьевой. Москва, [9 октября 1980]. КККМ ОФ 12821/39


Марья Семёновна всегда, а в последние годы в особенности, утешает меня скорее всего видимостью забот и хлопот, лишая при этом главного – свободы мысли и действий. Всё время думаешь – как бы не обидеть ненароком, не так бы чего не сделать – человек-то она больной, хороший, а я… и т. д., и т. п.

Снаружи, Вася, всё хорошо, а внутри, «под крышкой», ох сколько всего! На износ живу. Надеюсь на переезд в Сибирь, как на некое Христово осияние, а Марья Семёновна тихо и упорно сопротивляется этому. Она уже много лет всё, что не по ней и для неё неполезно, воспринимает в штыки, всегда против меня и чем-то у нас дело кончится – не знаю. Она забыла, что если я взорвусь – будет худо. А снаружи, Вася, это образцовая жена. Избави бог всех нас, лапотных мужиков, от образцовых.

Ладно, Вася, сам видишь, сорвало меня, вот и поплакался в жилетку.


Виктор Астафьев – Василию Юровских, писателю. Вологда, 14 апреля 1978.

Астафьев В. П. Нет мне ответа… Эпистолярный дневник 1952–2001. – Иркутск: Издатель Сапронов, 2009. С. 273–274


В конце концов, все наши тревоги, беды и сложности, как в громоотвод, попадают в наших подвижниц-жён. Пока моя жена не начала умирать, я этого не понимал, а теперь как я Вас понимаю и сочувствую Вам! Сейчас вот пытаюсь поберечь жену, а как это делать-то нашему брату? И не умеем и не сможем, а ведь без неё в моём доме, к примеру, всё пойдёт прахом. А она после энцефалита, и дети ничего не понимают и не жалеют её, да и сама себя она беречь не научена, суетится круглые сутки, всем пытается помочь и угодить, особенно мне, конечно, а я… Тоже гусь! Устал вот тут, издёргался – дорабатывал «Кражу», новую повесть, делал рассказ, а пока делал в «Современник», цензура бортанула из первого номера рассказ, а потом вёрстка из «Молодой» пришла вся ощипанная, как курица. Надо наорать на кого-то, а на кого наорёшь-то? Под боком никого кроме жены нет, ну и на неё. Потом виноватым себя чувствовал, «заглаживал» вину.


Виктор Астафьев – Александру Борщаговскому, писателю. 13 января 1967.

Астафьев В. П. Нет мне ответа… Эпистолярный дневник 1952–2001. – Иркутск: Издатель Сапронов, 2009. С. 99


Всё правильно: я устала от ремонтов – в Чусовом, в Перми – частично – в новый же дом въезжали, а там и под ванной, и в туалетах, и на балконе – всюду спрессовавшийся цемент, всюду недоделки… Затем приводили, мягко говоря, в порядок дом и пристройки в Быковке, затем в Вологде, затем здесь… да переезды, не один и не два… – Устала. И здесь шесть лет живу и 6 лет всё чего-то то строится, то ремонтируется…


Мария Корякина-Астафьева. Знаки жизни. [1980-е – ноябрь 1993]

КККМ ОФ 12799. Л. 43


И в то же время, вот сейчас, когда всё-таки наступает тепло, жду возвращения В. П. домой и тут же печалюсь, как представлю: приедет он домой и тут же засобирается в деревню. А я её никогда не любила и уж не полюблю, потому что ни одного лета (зимой мы там не живём) не проходило не то, что в радость, а хотя бы спокойно. В. П. там будто подменяют, и он быстро, прямо только успеет приехать, уже меняется, делается бесчувственным, грубым, увы, неприлично себя ведёт, и жизнь моя там сводится к тому, что караулю дом; ибо он то по родне идёт, то «гулять» и явится то на утре, то в «особом настрое», а я всё одна, варю, топлю печи, мою посуду, мою полы, кормлю каких-то случайных людей или псевдо-родственников, и опять одна, а в добрые вообще не попадаю…


Мария Корякина-Астафьева – Виктории Ивановой, певице, подруге. Красноярск, 6 июня 1988. КККМ ВФ 9958. Л. 9, 10



О Марии Семёновне он вспоминал ежечасно, при каждом сидении за столом, к месту, а то и не к месту, вспоминал благодарно и почти дифирамбически. Сидевший с нами за столом Чухонцев только диву давался, слушая лирические мужние признания, хотя и сдобренные грубоватыми шутками и «неряшливостями». Вот как всё сложно и многозначно устроено в жизни!..

Ведь он уехал, оставив на её руках не только внуков, но и 550–600 страниц второй книги, которые она должна была за время круиза набело перепечатать. Всё, чем он жил в эти дни, оставалось с ней и при ней. И все, абсолютно все его заботы и покупки вертелись вокруг Марии Семёновны и внучки.


Александр Борщаговский, писатель – Валентину Курбатову, критику. Февраль 1994 года

Уходящие острова. А. Борщаговский – В. Курбатов: Эпистолярные беседы в контексте времени и судьбы. – Иркутск: Издатель Сапронов, 2005. С. 448–449


Я не поблагодарила тебя, Валя, за доверительное письмо, которое явилось для меня приятной неожиданностью. Спасибо и за доверительность. Я снова повторю то, что давно уже заключила для себя: чувство родительского бессилия, наверное, самое горькое из тех, кои нам часто сопутствуют, разве ещё только ревность – это чувство тоже тяжкое и, к сожалению, оно ни у кого не вызывает сочувствия, даже понимания, не говоря уже о том, что в этом случае никто не вызовется помочь или хотя бы утешить… Проблема отцов и детей всегда была и будет, как это ни печально…


Мария Корякина-Астафьева – Валентину Распутину, писателю. Красноярск, август 1999 года

Астафьев В. П., Распутин В. Г. Просто письма… – М.: Молодая гвардия, 2018. С. 137



А ты тоже всё хандришь. И ведь это до конца жизни будет. Ведь вот у Софьи Андреевны Толстой с Лёвой так и было до конца: и любовь, и ревность, и боязнь отчуждения, и всякое такое.

Вера Звездаева, редактор Смоленского книжного издательства, подруга – Марии Корякиной-Астафьевой. Смоленск, 5 марта 1963

ОФ КККМ 12816/15

Я вроде писала тебе, когда Виктор Петрович вернулся из Америки, то следом, дня через три-четыре получила от него два письма, из Питтсбурга и из Нью-Йорка, одно из них он писал «в наш торжественный день» – 26 октября – 44-летие нашей совместной жизни. Он пытался даже позвонить и до Красноярска дозвонился (помогали ему всем посольством), но до квартиры «не допустили» – мол, не отвечают, хотя он по времени всё рассчитал… Ну вот он и написал, мол, хочу написать тебе то, что хотел сказать по телефону, что я тебя люблю больше всех людей на свете и велю тебе жить дольше, быть с нами как можно дольше, терпеть нас и быть рядом. Ну и т. д. И вот ведь что странно: столько уж времени прошло, если я тебе об этом писала, то знаешь, – а чувство такое, будто я себя под мышки подхватила и утвердилась, и, тьфу-тьфу, живу и как никогда, хотела бы пожить ещё и ещё. Ну, тут уж как Господь даст.


Мария Корякина-Астафьева – Валентине Старковой, подруге. Красноярск, 26 февраля 1990. КККМ ВФ 9958. Л. 70


В начале 21-го часа позвонила В. С. Старкова и сказала, что умерла Ира Астафьева. Я оделся, и скорей туда. Витя играет с детьми в песочнице, и тут же идёт Андрей. Я зашёл в квартиру, там Таня (жена Андрея), трое девок и два парня, накурено. Ира недавно приехала от родителей, стирала накануне, вечером плохо себя почувствовала, умерла во сне…


Роберт Балакшин. Дневник. Вологда, 19 августа 1987 года

Стародуб: Астафьевский ежегодник: материалы и исследования: вып. 1. – Красноярск, 2009. С. 145


Вчера узнал, что в Вологде умерла от сердечного приступа дочь Виктора Петровича, Ирина, оставив двоих детей – 10 и 4 лет. Поскольку она в разводе, то теперь это заботы Виктора Петровича и Марии Семёновны. Виктор Петрович приезжал за дочерью сам и увёз её в Красноярск, чтобы могила была рядом.


Валентин Курбатов, критик – Александру Борщаговскому, писателю. Август 1987 года

Уходящие острова. А. Борщаговский – В. Курбатов: Эпистолярные беседы в контексте времени и судьбы. – Иркутск: Издатель Сапронов, 2005. С. 301



После я тоже, как и Вы (как оказалось), долго не могла уснуть, вспоминала Ирину и горевала от того, что и я, наверное, помогла ей раньше времени уйти в мир иной… Когда мы приезжали в Вологду, я-то вообще раза три-четыре в году наведаюсь, а летом уж они к нам. Ну вот, приедем, продуктов привезём, сладостей; и поскольку всегда хотелось побольше побыть с внуками, значит, никуда и не ходили; а знакомые приходили к нам в её дом повидаться. А времена в смысле снабжения уж надвигались жестокие, а гостей-друзей всегда-то хотелось, да и теперь хочется, чаем хотя бы угостить, а к чаю ещё что-нибудь да надобно. И получалось, чего мы привезли, всё сами и съели, и я от этого про себя страдала очень.


Будь бы хоть базар побогаче, а то там пусто. А она на кухне готовит, хлопочет, от плиты не отходит. И Андрей с Татьяной и с Женей придут, посидят, погостят и уйдут. А Ирина снова на кухню, за посуду, заготовки еды на завтра делать, постирушки, пол в детской подмоет, чтоб спали дети спокойно, а ей и с нами пообщаться охота. Я-то вместе с нею, как дети улягутся, Виктор Петрович почитает газеты и тоже спать. А мы с нею на кухне, а дверь в детскую открыта, и она, Ирина, всё время держит ушки на макушке! Сидим, разговариваем, она и покурит маленько, чайку ещё попьём; и вдруг руку вскинет к плечу, замрёт, вслушается – ей видимо показалось, что который-то не спит или ещё что, – послушает, успокоится, и мы дальше. Уляжемся поздно, а ей и вставать рано… Так она и израсходовала раньше времени свой жизненный резерв.


Мария Корякина-Астафьева – Надежде Игнатенко, адвокату, подруге. Красноярск, апрель 1990 года

КККМ ВФ 9959. Л. 38


…приехал (неожиданно) художник из Свердловска, и мы сели обедать. Он привёз два портрета Иринушки и такие неожиданно пронзительные! И взгляд опять – печально-недоуменный, вроде понять не может, и спросить – тоже: мол, что же вы? Живёте, обо мне вспоминаете, говорите, с детьми месте… А я одна… Почему?! Я и расплакалась, горько – горько, и тоже себя спрашиваю: почему так?!

Мария Корякина-Астафьева – Валентине Старковой, подруге. Красноярск, 26 февраля 1990

КККМ ВФ 9958. Л. 70, 71

Позавчера Ирине нашей исполнилось сорок три годика. Были с Марьей и Полей на могилке. Поля играет, Марья Семёновна плачет, Ириша в земле молча полёживает, над ней берёзы шумят, птички поют, и кому лучше, нам или ей, не разберёшься.


Виктор Астафьев – Агнессе Гремицкой, редактору. Овсянка, 21 мая 1991.

Астафьев В. П. Нет мне ответа… Эпистолярный дневник 1952–2001. – Иркутск: Издатель Сапронов, 2009. С. 494


А мне опять подумалось: «Боже мой! Чего только нет в этой седой головушке?! И как ему трудно. Всё, о чём он пишет, мыслит, говорит – естественно, только не надо быть глухим и равнодушным ко всем и ко всему… Дал бы Господь здоровья да крепости духа – для жизни и работы, и для нас, так его любящих».


Мария Корякина-Астафьева. Знаки жизни. [1980-е – ноябрь 1993]

КККМ ОФ 12799. Л. 120


Виктор Астафьев. Фото Валерия Бодряшкина. Овсянка. 1996–1997

Как вспомню, мы с тобой уж за жизнь-то столько пережили всяких бед, событий и моментов (сказать бы – критических, да не то слово), когда казалось, что всё, край, конец! А потом, как солнышко сегодня, пробьётся откуда-то надежда, силы возьмутся, жизнь смилостивится – и можно жить дальше… А я так свыклась с нашей жизнью, что стоит ей нарушиться – земля из-под ног уходит.


Мария Корякина-Астафьева – Виктору Астафьеву. Вологда, 25 августа 1973. КККМ ОФ 12680/5


У меня жена – солдатка, вечный мой спутник и ангел-хранитель, да ещё помощник. Я когда-то вычитал у Даля: «Не у всякого жена Марья, а кому Бог даст», – зовут её у меня Марья Семёновна, обращался я с нею чаще как с батраком. Всё стерпела. Идёт пятьдесят пятый год, как мы вместе, и в этом не моя, а её заслуга. Слегла вот, и дома всё остановилось, даже письмо написать некому, и ничего я в доме не могу найти и сделать. Матерюсь уже про себя, а раньше поднимал пыль до потолка, орал, психовал, но и жалел бабу, старался радости хоть маленькие ей доставлять, «искупал вину», а она характеру твёрдого, хоть и ростом от горшка три вершка, своё тоже умела взять.


Виктор Астафьев – Виктору Самуйлову, писателю. Красноярск, 3 февраля 2000 года

Астафьев В. П. Нет мне ответа… Эпистолярный дневник 1952–2001. – Иркутск: Издатель Сапронов, 2009. С. 688


Виктор и Мария Астафьевы. Фото Валерия Заболотского. Красноярск. 1994–1995

Виктор и Мария Астафьевы в день золотой свадьбы. Красноярск. Октябрь 1995

Она у меня тоже едва тянет ниточку жизни. Уже было два инфаркта, и в клинической смерти на моих глазах она побывала. Боязно, страшно остаться одному, а ей одной. Нонче, в октябре, Юра, будет 55 лет, как мы вместе, это паря, стаж по нынешним-то временам!


Виктор Астафьев – Юрию Сбитневу, писателю. 2000 год

Астафьев В. П. Нет мне ответа… Эпистолярный дневник 1952–2001. – Иркутск: Издатель Сапронов, 2009. С. 689–690


В тяжкой боли встречаете Вы нынче эти праздники, и никакие тут успокоения, вроде «будьте мужественны», не помогут. Удивительно мужественной Вам пришлось быть всю жизнь, а в последние месяцы и особенно недели испытанное Вами – уже и за пределами мужества и терпения. Лишь бы дал Господь Вам отдохнуть после всего перенесённого, дал бы своё утешение – этого я и желаю Вам.


Валентин Распутин, писатель – Марии Корякиной-Астафьевой. [Москва], 28 декабря 2001 года

Астафьев В. П., Распутин В. Г. Просто письма… – М.: Молодая гвардия, 2018. С. 138



Машенька, родная моя!

Знаю, эти дни для тебя очень непростые, вот и прошёл целый год без Вити, представляю, как тебе тяжело, но крепись, моя хорошая, ведь ты всегда была сильной, отгоняй свою хворобу, держись, надо ещё пожить, а ведь есть и положительные моменты, вот, например, уже открыли музей в Овсянке, люди будут ходить, Полинька будет при деле, жизнь идёт своим чередом, ну а нам надо цепляться за неё изо всех сил. Я теперь даю себе «установку», вот надо дожить до 2003 года, до праздника города, если это пройдёт ещё что-нибудь придумаю.


Валентина Уланова, фронтовая подруга – Марии Корякиной-Астафьевой. Санкт-Петербург, [ноябрь-декабрь 2002]


Всё надеюсь, что в этом году ещё соберусь. Накоплю сил и доеду и до Чусового, и до Красноярска, чтобы собрать немного своё всё чаще разбегающееся сердце. Теперь вот вижу, что меня по-настоящему и сложили-то Чусовой да Вы с Виктором Петровичем – то есть опять-таки Чусовой. Вот и надо поехать поглядеть, пока всеобщие перемены не унесли наших воспоминаний. Возьму фотоаппарат и наснимаюсь всласть, унесу с собой каждый метр родных Вильвы и Усьвы, да и Ваши Пашийскую и Партизанскую, которые тоже каждый день меняются. Пусть они ещё побудут с нами, пусть подержат нашу душу.


Валентин Курбатов, литературный критик, друг семьи – Марии Корякиной-Астафьевой. Псков, 6 апреля 2011

КККМ ОФ 12833/19


Дом по адресу ул. Нагорная, 60, в котором Астафьевы жили в 1960–1962 годах. Фото Валентина Курбатова. Чусовой. Апрель 1980

Вы не можете скопировать изображения этой страницы